Апелляционный суд Литвы уже третий год продолжает рассматривать дело о трагедии в Мядининкай. На повторном рассмотрении дела по существу настояли как защита подсудимого, так и прокуроры. Прокуроры, 11 мая 2011 г. заявившие об абсолютно полной обоснованности, законности и справедливости квалификации трагедии в Мядининкай, как умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах, в приговоре Окружного суда Вильнюса, теперь требуют переквалифицировать дело как военное преступление против человечности. Адвокаты Арунас Марцинкявичюс, Ингрида Ботирене и Оскарс Роде- защитники подсудимого Константина Никулина последовательно продолжают считать, что никаких фактических доказательств вины обвиняемого прокуроры судам I-ой и апелляционной инстанций не предоставили, а потому требуют полностью оправдать своего подзащитного.
Чтобы понять суть происходящего, немного углубимся к хронологию событий. Ранним утром 31 июля 1991 года на границе Литвы с Белоруссией, на КПП Мядининкай были жестоко убиты семеро литовских таможенников, сотрудников спецназа „Aras” и полицейских. В живых остался только один тяжело раненный таможенник Томас Шярнас. Согласно данным, собранным в ходе досудебного расследования, прокуроры предположили, что это преступление совершили сотрудники Рижского ОМОНа бывшего Советского Союза, которые с 30 на 31 июля были на базе Вильнюсского ОМОНа. По предположению прокуроров, часть группы прибывших в Вильнюс рижских омоновцев в ту же ночь якобы взорвала взрывное устройство у здания штаба бывшей 42-й советской дивизии внутренних войск МВД.
Заметим, что в Москве именно 31 июля 1991 года проходила встреча Михаила Горбачева и Дж.Буша – они подписали Договор об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1).
В ноябре 2007 года в Латвии по международному ордеру был задержан и в январе 2008 года передан Литве гражданин Латвии Константин Михайлов. А в 2011 году суд вынес приговор: обвиняемый виновен в совершении преступления особой тяжести и приговорен к пожизненному заключению. Сам обвиняемый свою вину категорически отрицает.
Казалось бы, расставлены все точки, и дело можно закрывать. Однако, стали всплывать детали, который позволяют предположить, что приговоренный к пожизненному заключению человек может быть невиновен, а истинные преступники сокрыты плотной завесой тайны, прорвать которую достаточно сложно.
Начнем с того, что еще в 2009 году защитники подсудимого просили у окружного суда Вильнюса установить кого именно судят по делу: Константина Михайлова, гражданина Латвии, или Константина Никулина, гражданина России? Однако получили категоричный отказ судебной коллегии и предупреждение „не чинить препятствий процессу”. Согласно в 2013 году полученным данным из генеральной прокуратуры Латвии Константин Михайлов как гражданин Латвии официально существовал лишь до 2003 года, так как именно до этого срока проходил по программе защиты свидетелей. В Латвии Никулин помог правоохранительным органам раскрыть одно громкое дело. Но Литве в 2008 году он был выдан по международному ордеру как гражданин Латвии, хотя по сути являлся гражданином России. Поэтому в начале этого года Литву настигла нота России о российском гражданстве К. Никулина с вопросом, почему РФ не была информирована, что по Мядиникайскому делу судят гражданина России. Позднее пришла еще одна нота, почему Никулину по состоянию здоровья весьма продолжительное время не предоставлена надлежащая медицинская помощь. Кроме того, заседания Апелляционного суда по Мядининкайскому делу стали посещать официальные представители посольства РФ в Литве. Похоже, назревает крупный международный скандал.
Однако, эта путаница с фамилиями не единственная деталь, говорящая о поспешном и поверхностном изучении дела. Адвокат подсудимого Арунас Марцинкявичюс согласился дать интервью и рассказать, с какими особенностями процесса защитникам пришлось столкнуться во время судебного разбирательства.
-Уважаемый адвокат, насколько, на ваш взгляд, объективно велось расследование в отношении Константина Никулина/Михайлова? Что за путаница вышла с фамилией вашего подзащитного?
-Прежде всего вынужден заметить, что в 2007 году задержанный Константин Никулин был задержан как гражданин Латвии Михайлов, хотя такое лицо как Константин Михайлов никогда не имел ничего общего с Рижским ОМОН. Прокуроры публично объяснили это тем, что они искали бывшего бойца ОМОНа Никулина, но тот, якобы, скрывался от правосудия под чужой фамилией. Этот факт опровергла генеральная прокуратура Латвии. Она подтвердила, что Никулин не скрывался, и все время, пока он жил в Латвии, была известна его истинная фамилия, место жительства и место работы. Предоставлены были и документы, подтверждающие, что он проходил по программе защиты свидетелей и поэтому была изменена его фамилия. Более того, Литва ни разу не обращалась к Латвии с просьбой найти Никулина даже после того, когда прокуратура Литвы, спустя все возможные сроки давности, решилась выдвинуть подозрения в его отношении.
Ну представьте, вас кто-то подозревает, но вам об этом неизвестно. И говорят, что вас не могут найти и поэтому делают вывод, что вы скрываетесь. Разве это можно рассматривать как умышленные действия о выдвинутых подозрениях незнающего и понятия о том не имеющего человека, якобы во избежание юридического преследования? Или вот пример: по этому же делу были вызваны в Апелляционный суд по требованию гособвинения свидетели из Латвии, но, как стало известно позже, повестки им не удалось вручить. То ли адреса устарели с 1991 года, то ли они в Латвии вообще уже не живут. Но нельзя же делать вывод, что они скрываются от судебного процесса? Вернемся к Никулину.
Когда его выдали Литве в января 2008 года, первый допрос был исключительно формальным. На основании его позднее в суде был сделан вывод: в Литве подозреваемый не проживает, места жительства здесь не имеет, имеются друзья за границей, в том числе в России, служил в Рижском ОМОНе, значит, есть основания для задержания и заключения его под стражу в следственный изолятор- тюрьму. Никакие объяснения о непричастности к преступлению и полного отсутствия любых оснований скрываться, а также искренние заверения об абсолютном неведенье кто бы это мог совершить, не принимались.
-То есть Никулин Константин был причастен к Рижскому ОМОНу?
-Да, он служил в Рижском ОМОНе рядовым милиционером, за что в 2000 году судом в Латвии и был осужден к условному наказанию за превышение своих служебных полномочий. С тех пор ничего противоправного он не совершал. Мало того, оказал неоценимую услугу правоохранительным органам Латвийской Республики по раскрытию резонансного дела об убийстве высокопоставленного должностного лица, почему и был включен в программу по защите свидетелей.
-Каким образом он попал в поле зрения литовских правоохранительных органов?
-Дело в том, что 30 июля 1991 с группой в составе группы 12 человек Рижского ОМОНа Константин Никулин прибыл в Вильнюс. По началу, еще в первые дни августа 1991 года, 9 человек, за исключением двух водителей и одного офицера, этого отряда и вошли в список подозреваемых по делу в Мядининкай. Следствием установлено, что они приезжали в вильнюсский штаб 42 дивизии внутренних дел МВД СССР, чтобы решить кадровые вопросы и вопрос получения дополнительного вооружения. Здесь тоже много неясного. К примеру, было странно, почему они должны забирать вооружение из Вильнюса, если его можно было получить на складе в Риге. По началу, вечером 30 июля получение дополнительного вооружения откладывалось на 31 июля 1991 г., а в итоге, утром 31 дня в получении оружия в Вильнюсе им было отказано. Командир этого отряда Чеслав Млынник и командир взвода Александр Кузьмин с двумя водителями еще в тот же день- 30 июня, поздно вечером уехали обратно в Ригу. Остальной группе в составе 8 человек, во главе с Андреем Лактионовым, было приказано дождаться получения оружия утром 31 июля и при получении сообщить в штаб Рижского ОМОНа.
Оставшиеся ночевали в Вильнюсе на базе Вильнюсского ОМОНа, а утром, после выяснения факта о нападении на КПП Мядининкай и жертвах, К. Никулина с товарищами на виду у всех, общественном транспорте отправили в Даугавпилс, оттуда в Ригу.
Словно, все должны были это увидеть. Не исключено, что факт и время пребывания Рижских омоновцев в Вильнюсе сыграли роль „операции прикрытия” для нападения на погранично-таможенный КПП № 1 в Мядининкай. По материалам дела, такая версия событий 30-31 июля 1991 г. не расследовалась и до сих пор ни кем не опровергнута.
– Известно, что за вильнюсским ОМОНом в этот период двоевластия в стране велось пристальное наблюдение. Так неужели у следствия не было точных данных о том, что происходило в ночь с 30 на 31 июля 1991 года на базе Вильнюсского ОМОНа , какие передвижения совершались?
-Да, о факте наблюдения было известно. Как только отряд Рижского ОМОНа пересек границу Латвии с Литвой весь их маршрут, все передвижения тщательно прослеживались. Возле базы Вильнюсского ОМОНа демонстративно открыто дежурили несколько автомобилей наружного наблюдения спецслужб Литвы, велось негласное наблюдение базы, прослушивание служебного радио эфира и телефонных разговоров.
Об этом, в материалах дела, красноречиво свидетельствует вечером 30 июля 1991 г. факт сопровождения, фиксирование маршрута передвижения в сторону Латвийской границы, как и дозаправки обоих автомобилей Рижского ОМОНа топливом на окраине Вильнюса, способа и порядка расчета за дозаправку, возвращение на базу Вильнюсского ОМОНа командира этого отряда Болеслава Макутыновича на служебном автомобиле „Жигули”. Решится на какие либо действия в таких условиях было немыслимо и абсолютно противоречило здравому уму.
Однако, вся информация о наблюдении за базой Вильнюсского ОМОНа, сопровождения его транспорта и прослушивания после 22-го часа 30 июля 1991 г. как в воду канули.
Сколько мы не запрашивали эти данные, все было бесполезно. И в этом расследовании подобные факты повторяются сплошь и рядом.
-На чем суд основывает свои обвинения?
-По такой „логике” получается, что найти виновных очень просто. Достаточно спросить любого человека: служил ли он в советской армии? Давал ли Присягу? Из автомата стрелял ли? Получив утвердительный ответ, спросить дальше: а есть ли у тебя видеоматериал, что в ночь на 31 июля 1991 года ты спал дома (что могло бы объективно подтвердить факт алиби)? Если этого нет, свидетельские показания уже не принимаются во внимание, а все, любого рода, сомнения, догадки, умолчания либо явные недоделки следствия откровенно расцениваются в пользу версии гособвинения, т.е. в ущерб подсудимому, словно в уголовном процессе Литвы действовал бы принцип презумпции виновности, требующий обоснованно доказать на суде невиновность подсудимого…
Само событие трагедии 31 июля 1991 года является единственным бесспорным и основным фактом следствия и судебного разбирательства. Кто совершил это преступление, досконально неизвестно. Нет фактов, доказывающих или хотя бы косвенно указывающих на то, что именно Константин Никулин участвовал в этих событиях. Он виноват лишь в том, что после публичного скандала, громко разразившегося в июне 2003 г. после освобождения из под стражи бывшего бойца Рижского ОМОНа Игоря Горбаня и прекращения по отношению к нему уголовного преследования, в виду неустановленной причастности к нападению на пост и убийству, любым способом, нужно было найти виновного. Получилось почти дословно, как у Крылова в басне: «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать».
Часть важных деталей, доказывающих непричастность Константина Никулина, можно было бы найти в материалах «материнского» дела, которое велось по горячим следам, сразу после трагедии, но в суд была передана лишь та часть этих документов, которую прокуроры посчитали нужным передать. Другая осталась в прокурорских сейфах. Они дали то, что выгодно для обвинения. Когда мы попросили представить все материалы, нам было отказано.
Известно, что нападавшие якобы были одеты в советскую военную униформу, в простонародье именуемую «афганкой» или пятнистый камуфляж… Но и это тоже не доказательство. Кроме того, выживший инспектор таможенной службы Томас Шярнас настойчиво и категорически утверждает, что нападавшие были вооружены автоматами „Калашникова” калибра 7,62 мм с деревянными прикладами. Этот факт, отчасти, подтверждают стреляные гильзы автоматных патронов калибра в 7,62 мм, которые были найдены на месте преступления, однако они являются 1967-69 гг. производства. Именно этот факт явно свидетельствует о том, что срок годности и допустимости к применению (пять лет – прим. автора) этих патронов на момент к 1991 году уже давно был истекшим.
Такой факт, в свою очередь, технически отрицает и ставит под принципиально жесткое сомнение любые возможности фактического использования патронов спустя 22- 24 года. Между тем, использование непригодного патрона всегда очень опасно. Он может разорвать затвор и затворную раму, поранить самого стрелка или дать осечку. Кроме того, пуля может застрять в стволе, а следующий патрон разорвать ствол… При использовании патронов такой давности, риск нанесения ущерба оружию и самому стрелку практически составляет свыше 96 процентов.
Кроме того, отсутствует возможность заранее определить который из таких патронов взорвётся в патроннике, который из них даст отсечку, а у которого пуля застрянет в канале стола либо просто не достигнет цели. По этой причине, применения таких патронов на стрельбище, не говоря о боевом, является равносильно абсолютному безумию.
Вряд ли найдёте даже охотника, решившегося использовать патроны такой давности в охоте на зайцев, не говоря об их использовании для более серьезных целей… Именно по этому в войсках любого рода и полиции постоянно производилось и производится обновление стрелковых боеприпасов. Это подтвердили и бывшие специалисты по вооружению 42-ой дивизии внутренних войск МВД СССР, вызванные на суд в качестве свидетелей. Но суд эти показания не берет во внимание, просто не стали слушать. В вызове и допросе экспертов по данному обстоятельству нам было неоднократно отказано.
Необходимо отметить, что рижские омоновцы, 30 июля 1991 г. прибывшие в Вильнюс, были вооружены исключительно табельным стрелковым оружием, а именно: укороченными автоматами АКС-74У калибра 5,45 мм и пистолетами системы „Макарова” калибра 9 мм. Кроме того, существенным является то обстоятельство, что во время расследования событий 20 января 1991 г. в Риге, на основании решений прокуратуры СССР и Латвийской Республики был произведён полный отстрел всего табельного и изъятого стрелкового вооружения, находившегося в Рижском ОМОНе. Сравнительные образцы отстрелянных пуль и гильз, а также акты судебно-криминалистических экспертиз еще в апреле-мае 1991 г. были переданы генеральной прокуратуре Латвии.
Поэтому, прокуратура Литвы имела беспрепятственную возможность еще даже 31 июля 1991 г. произвести сравнительные судебно- криминалистические экспертизы и обоснованно подтвердить факт применения любого стрелкового оружия имевшегося на вооружении Рижского ОМОНа, либо изъятого им. Однако такие экспертизы не только не были произведены, но и категорически было отказано судом в их назначении во время процесса.
Мало того, несмотря на отсутствие доказательств и фактических данных прямо или хотя- бы косвенно, объективно или субъективно указывающих на исполнителей убийства, а так же их служебную, политическую, социальную или государственную принадлежность, уже в первые дни августа 1991 года на государственном и международном уровнях публично было объявлено об основной роли и причастности именно милиционеров Рижского ОМОНа, хотя даже и на сегодняшний день суду не предоставлены материалы, опровергающие любую из более десятка версий данного преступления.
Нет ни малейшего сомнения, что при наличии пусть даже теоретической возможности в получении положительного результата сравнительно- экспертного заключения по факту идентификации применения 31 июля 1991 г. в Мядининкай хотя бы одного, любого оружия Рижского ОМОНа, такие материалы давным-давно были бы публично оглашены и предоставлены суду. Кроме того, невозможно поверить, что еще до приостановления следствие по делу 31 марта 1992 г. такая проверка по идентификации оружия и на месте трагедии изъятых стрелянных пуль и гильз совсем не проводилась. Неужели это никому из следователей, прокуроров и судий не было интересно?
Всего суд на протяжении расследования отказал нам в более чем в 300 существеннейших ходатайствах в установлении важнейших фактов и расследовании фактических обстоятельств, в производстве судебно-криминалистических экспертиз, в истребовании фактических данных, свидетельских показаний, явно недостающих следственно- оперативных материалов, видео и аудио записей, производства допросов свидетелей, специалистов и экспертов во время судебного процесса и т.д. Всего не перечислить- в публикацию не поместится.
Мы, к примеру, запрашивали материалы расследования КГБ, Департамента охраны края, все, которые имеются, но безрезультатно. Нам было сказано, что, якобы, КГБ никакого расследования по делу трагедии на посту в Мядининкай не вел. Но оказывается, оперативно- розыскное расследование КГБ производилось по поручению Генеральной прокуратуры Литовской Республики. Оперативно осуществлялся взаимообмен полученной информации об установленных фактах. Об этом свидетельствует материал находящийся в Особом архиве Литвы. И Апелляционный суд уже принял во внимание нашу просьбу и решил изучить некоторые документы этого дела.
Однако суд объяснил, что не может присоединить к делу все материалы оперативно-розыскного расследования КГБ, так как большинство документов составлены на русском языке. Это тогда, когда в суде работает целый штат переводчиков, заведомо зная, что подсудимый и его защита не имеют возможностей осуществить перевод документов в таком объёме. Мне кажется немыслимой такая постановка дела, когда легче осудить человека на пожизненный срок, нежели перевести отдельные документы с русского на литовский. О какой справедливости тогда идет речь?!
– И все же, есть ли хоть какой-то след в этом деле, который помог бы найти настоящих преступников?
-Есть отдельно разрозненные данные, предположительно указывающие на возможную причастность Вильнюсского ОМОНа. Личный водитель Владимира Разводова (начальника штаба Вильнюсского ОМОНа– прим. автора) Тадеуш Гуданецв свое время показал, что по поручению В. Разводова отвозил трех каких-то неизвестных в Мядининкай, но, по его словам, он не знал, что они там будут делать. Томас Шярнас при первом допросе упоминает фамилию Болеслава Макутыновича (командира Вильнюсского ОМОНа – прим. автора). Почему он эту фамилию назвал? Может, ассоциировался у него этот человек с кем-то или чем-то?
Также Томас Шярнас в одном из опознаний по фотографиям указывает на личного водителя командира Вильнюсского ОМОНа, как на человека, очень похожего на того, кто который первым ворвался в вагончик, однако результат такого опознания, сам по себе, не обладает самостоятельно достаточной доказательственной силой. В общем по делу имеются около десятка различных, самостоятельных, равноценных, и одинаково равнозначных версий, требовавших своевременного тщательного следственно-оперативного расследования по существу.
А про Константина Никулина Томас Шярнас не раз сказал, что никогда его не видел. Однако, суд I-ой инстанции такой факт счел прямым доказательством причастности нашего подзащитного к преступлению.
Тот же Томас Шярнас, на первом допросе сообщил, что по крайней мере один из нападавших и убивавших говорил… по-литовски. А разговаривал с кем- сам с собою? Посудите сами. Замечу, ни Константин Никулин, именуемый Михайловым, ни другие Рижские омоновцы литовского языка не знали и им не владеют. Но все это суд во внимание пока еще не принимает.
– На последнем заседании суда прокуроры заявили ходатайство о допросе свидетелями бывших бойцов Рижского ОМОНа Германа Глазова- Бунятова и Нормудса Страпцанса из Латвии, а так же Александра Кузмина из России. Разве они не были допрошены окружным судом Вильнюса и почему теперь вдруг возникла такая необходимость?
-Указанные свидетели действительно не были допрошены судом I-ой инстанции. Если бывший командир взвода Рижского ОМОНа Александр Кузмин в январе 1992 г. был допрошен в Риге старшим следователям по особо важным делам Генеральной прокуратуры Литы, то два остальных допрошенными по данному делу никогда не были.
Александр Кузьмин, во время допроса в 1992 году, высказал своё предположение относительно Рижского ОМОНа по поводу нападения на пост погранично- таможенного контроля в Мядининкай. Высказанное им предположение конкретных лиц не касалось. Однако как в 1992 году, так и на данный момент, всего лишь предположений или размышлений для установления исполнителей, а тем более для определения чьей-то виновности явно не достаточно.
Герман Глазов, ныне Бунятовс, и Нормудс Страпцанс, на сколько нам известно, ушли со службы еще до известных событий в Риге 20 января 1991 г., т.е. в момент нападения на пост и убийства сотрудников полиции и таможни Литвы в Мядининкай уже не служили в Рижском ОМОНе. Они были допрошены прокуратурой Латвийской Республики в конце 1991 г.- в начале 1992 г. о так называемой „коммерческой деятельности” Рижского ОМОНа, по совершенно другому, ныне, уже давно прекращенному уголовному делу, ничего общего не имеющему ни с нападением на пост в Мядининкай, ни с убийством полицейских и таможенников Литвы, ни с нашим подзащитным.
– Как вы сказали, суд заявил, что КГБ никакого дела по событиям в Мядининкай не вел. Однако, сейчас очевидно, что это не так. Что вы можете сказать о скандальной справке агентурного сообщения, которая недавно была предана огласке? Не является ли она очередным компроматом, выброшенным спецслужбами других государств перед выборами в мае?
-Эта справка, о которой вы говорите, была в Особом архиве Литвы давным-давно. В ней упоминается агент „Валюс”, который вел беседу в сотрудником ДОК (департамента охраны края – прим. автора) Гинтаутасом Кирявичюсом о событиях в Мядининкай в августе 1991г, уже после похорон жертв трагедии. В разговоре упоминается некий 3-ий отдел ДОКа, якобы, причастный к трагедии, хотя многие политики сегодня факт существования этого отдела, который, как следует из справки, был сформирован за счет уголовного элемента, тщательно отрицают.
Тем не менее, воспоминания о нем присутствуют в мемуарах бывших сотрудников ДОКа, и в исторических материалах, в частности, Артураса Скучаса и доктора Гинтаутаса Суругайлиса. Существует еще один документ– сводка информационной поисковой системы КГБ «Вулкан», которая выдала информацию по агенту „Валюсу”, свидетельствующею о существовании активно и успешно действовавшего в Литве агента 2-го управления КГБ (военная контрразведка– прим. автора) с 1980 до августовского путча в Москве в 1991 г.
Вопрос, почему этими документами никто не интересовался? Документы были засекреченными до определенного времени но только для общественности, но не для спецслужб. Прокуроры имели же все возможности и могли, при надобности, своевременно их получить… Апелляционный суд отклонил эти документы, посчитав их неблагонадежными по причине составления их в КГБ.
– Судя по вашему рассказу, получается, прокуратура и суд пошли по пути наименьшего сопротивления, найдя первого более-менее подходящего виновного в резонансном деле. Ведь даже В. Ландсбергис заметил, что Никулин в этом деле «притянут за уши», что в деле поставлена «искусственная точка». Но если вам удастся доказать непричастность вашего подзащитного, не будет ли дискредитирован литовский суд?
-Гласность- это единственное оружие, которое может помочь, а прогнозы дело не благодарное. Будем стараться сделать все- юридически возможное, а там, как получится. У нас есть надежда на здравый рассудок и закон, а не на политиканство, которое до сих пор заслоняло объективную реальность. Речь, к сожалению, в этом процессе идёт не о репутации отдельно взятой правовой или политической институции, а государства в целом, как внутри страны, так и за её пределами…
Надеемся, что до следующего заседания Апелляционного суда, предусмотренного на 5 декабря 2014 года, времени для поисков мудрого решения каким образом достойно выйти из создавшегося положения будет достаточно.
Послесловие
ОПРЕРАТИВНОЕ ДЕЛО КГБ ПО МЯДИНИКАЙ
Материалы оперативно-розыскного дела КГБ по расследованию трагедии в Мядининкай хранится в Особом архиве Литвы и составляют более чем 300 листа. Как оказалось, независимая прокуратура Литвы, которой тогда руководил Артурас Паулаускас, поручило КГБ Лит. ССР тщательно расследовать дело. Оперативные работники и следователи тогда, в течении первых двадцати дней августа 1991 г., установили много важных обстоятельств.
Был допрошен не только Томас Шярнас, но и второй оставшийся в живых таможенник Ричардас Рабавичюс. Однако, аудиозаписи этого опроса, кстати, как и видео, а также аудиозаписи первичных допросов Т. Шярнаса, пропали. Как известно, Томас Шярнас выжил, а Ричардас Рабавичюс умер в больнице.
Согласно материалам расследования КГБ и даже судебного дела Мядининкай, за вильнюсским ОМОном велось тщательное наблюдение, все телефонные и радио разговоры сотрудников прослушивались. Хранятся в этом деле и несколько десятков фотографий, которые были сделаны сразу после трагедии, до прибытия следственно-оперативной группы прокуратуры и МВД Литовской Республики, а также топографические карты с маршрутами проверяемых на тот момент автомашин и многие другие не менее важные документы.
К слову, в судебном деле их нет, хотя они могут представлять дополнительную информацию, важную для расследования и установления истинных виновников трагедии. Суд до недавнего времени располагал лишь фотографиями, сделанными прокуратурой более позже, т.е. уже днём 31 июля 1991 г.
Беседовала журналист Регина Позднерова
