Введение президентского правления о котором говорил М. Горбачев требовало наличия в Литве такой силы, которая могла бы обеспечтиь осуществление этого проекта. Ясно было , что лансбергисты явно будут сопротивлятся этому и сделают все , что бы сорвать эти замыслы центра. Единственной силой, которая безусловно поддерживала этот проект и работала в этом направлении была компартия Литвы (КПСС).
Но М. Горбачев и стоящие за ним демократические силы никак не могли опираться на нашу партию. Они боялись ее, поскольку партия категорически придерживалась позиции сохранения единства СССР и Советской власти. М. Горбачев безусловно считал лансбергисьов не удобной для себя силой, которая с крайне правых позиций выступала против либерального подхода демократов к вопросу развала СССР.
В этой ситуации перед М. Горбачевым и его ближайшими приспешниками встала задача так сманеврировать, что бы устранить В. Лансбергиса и не допустить прихода к власти коммунистов. Я лично столкнулся с такой постановкой вопроса непосредственно 7 января 1991 года в беседе с помощником президента СССР тов. Ревенко. Дело было так.
2 января 1991 года состоялась заседание бюро и секретариата ЦК компартии Литвы. На этом заседании наш первый секретарь М. Бурокявичюс сообщил нам, что звонил М. Горбачев и сказал, что имеется мнение в союзном руководстве о введении президентского правления в Литве в связи создавшейся кризисной ситуацией . Он просил представить мнение бюро ЦК компартии Литвы о возможностях и целесообразности осуществления этого решения. После обсуждения этого вопроса, было принято единогласное решение поддержать инициативу президента СССР.
Подчеркиваю, что это была не наша инициатива ввести президентское правление, мы только поддержали его.
М. Бурокявичюс также сообщил нам, что была просьба разработать конкретные предложения по этому вопросу. Они были разработаны, но на заседании бюро или на каком-то другом уровне, они не обсуждались и не принимались, хотя возможно я этого и не знаю.
Дело в том, что на этом же заседании М.Бурокявичюс сообщил нам, что 4 января ЦК КПСС организует научно-теоретическую конференцию, на которую приглашается и делегация от компартии Литвы. Был объявлен предлагаемый состав делегации, возглавить ее было предложено мне. Таким образом, я в тот же день выехал в Москву, выступал на этой конференции с докладом о положении компартии Литвы и вернулся из Москвы только 8 января, хотя все члены делегации выехали еще 6 числа.
Дело в том, что мне 5 января позвонил в гостиницу помощник президента СССР Ревенко и попросил, чтобы я 7 числа прибыл к нему для беседы.
Я к назначенному времени прибыл в здание ЦК КПСС на Старой площади в кабинет Ревенко, который мне рассказал о причине моего вызова. Он сказал буквально следующее: сегодня, в13 часов М. Горбачев будет встречаться с председателем Совета Министров Литовской Республики и президент хотел бы, чтобы я присутствовал на этой встрече. Очевидно, выбор пал на меня потому, что из руководства нашей партии только я находился в Москве. Мне ничего не оставалась, как только ждать вызова к Президенту.
Я просидел в кабинете помощника Президента в ожидании вызова до 15 часов. Наконец последовал вызов помощника к президенту, который, уходя попросил меня приготовится к встрече. Но после возвращения Ревенко сказал, что встреча уже состоялась и мое присутствие при этом не потребовалось. Что означало бы это, –спросил я себя. Кого принимал М. Горбачев?
Мне тогда казалось ,что это была К. Прунскене, потому что из разговора с Ревенко выходило, что кто то У М. Горбачева был из правительства Литвы. Но сейчас мне ясно, что К. Прунскене в этот день в Москве не была, ибо в своей книге «Цена освобождения» она пишет что в эти дни она была в Вильнюсе и на встречу с М. Горбачевым она была вместе с Е. Бичкаускасом только 8 января по указанию В. Лансбергиса. Именно он предварительно договаривался с М. Горбачевым об этой встрече. С кем же все таки встречался М. Горбачев 7 января?
Здесь необходимо вернутся к вопросу о третьей силе. В разговоре с Ревенко постоянно вариировалась тема кто должен придти на смену лансбергистам. Он меня прямо спрашивал, Вы можете ли осуществить эту миссию. Речь шла конечно о компартии Литвы (КПСС). Я прямо отвечал, что в случае введения прямого президентского правления в Литве, мы. как политическая партия поддержим эту акцию и включимся в ее осуществление , но выполнять административные функции мы не в состоянии. А кто же может осуществлять эту функции.? Кто может возглавить решение этой задачи?
Ясно было, что должна быть какая то третья сила. Я тогда назвал три персоналии, которые на мой взгляд могли бы решить те задачи переходного периода, решение которых предусматривалось введением президентского правления. Я тогда назвал в качестве главных фигур К. Прунскене и А. Бразаускаса.
У нас тогда в партии существовало мнение, ччо К. Прунсене и следовавший за ней А. Бразаускас придерживаются более трезвых взглядов по сравнению с лансбергистами и сними можно договариватся о мирном решении конфликта властей. И опять возникает тот же вопрос кого принимал М. Горбачев в те часы когда я сидел в кабинете его помощника?
В настоящее время я полагаю, дело обстояло так. У М. Горбачева уже было свое видение третьей силы в Литве, и мои рекомендации ни как не вписывались в это видение. Я предполагаю, что он мог встречаться в это время С Витаутасом Сакалаускасом и предложить ему возглавить намечаемое антилансбергистское правительство, которое в условиях чрезвычайного положения могло утихомирить сепаратистскую бурю. Какой был итог переговоров М. Горбачева и В. Сакалаускас я не берусь говорить. Похоже что В. Сакалаускас согласился с этим предложением. После этого он прибыл в Литву и стал очевидцем трагических январьских событий в Вильнюсе увидев как складываются обстоятельства, кульминационным пунктом которых стала кровавая провокация 13 января, он решительно изменил свою позицию и отказался от сделанного ему предложения, заявив, что не хочет «связываться с дураками», но по правде сказать эта провокация была организованна далеко не дураками, а скорее всего подлецами т негодяями.
Возникает один существенный вопрос: зачем и почему К. Прунскене ездила на прием к М. Горбачеву 8 января 1991г.? Если придерживатся версии изложенной самой К. Прунскене, то эта поездка инициированна самим Лансбергисом с целью добиться согласия М. Горбачева неутрализовать усилия военных по изпользованию ОМОНА против литовских властей. На самом деле, как уверяет К. Прунскене преследовалась цель в ее отсутствие добиться отставки Первого правительства Литвы.
Меня всегда мучил вопрос о том какова была роль военных в Вильнюсских событиях. Я не говорю о тех военных, которые были дислоцированны в Литве, ибо они фактически как нибудь активно в них не участвовали. Другое дело военные высокого ранга из центра.
Я бы хотел рассказать о таком факте; осенью 1990 года в один из обычных рабочих дней обратился ко мне второй секретарь Вилнюсского ГК Анатолий Иванович Чистяков с такого рода информацией, что в северном городке находится прибывший из Москвы заместитель министра обороны СССР генерал полковник Ачалов и нас обоих приглашает к себе. Мы тут же поехали в северный городок, куда я впервые приглашался.
Меня удивила одна несуразность, что у входа в военный городок стояла машина, в которой какие то гражданские лица фиксировали наше прибытие. Оказалось, что военный северный городок был под наблюдением саюдистов, но это между прочим. Мы проехали внутрь, к штабу дивизии. Там оказалось не мало людей мне знакомых и не знакомых.
Тут же нас встретил заместитель командующего Прибалтийским военным округом генерал-лейтенант Очаров и он мне объяснил, что намечается совещание у зам. министра Ачалова, на которое я и приглашен. Перед началом совещания – сказал он- со мной выразил желание встретится высокий гость из Москвы.
Мы вошли в кабинет командира дивизии, где я познакомился с генерал полковником Ачаловым. Начался довольно безсодержателный разговор, но в конце мне генерал задал прямой вопрос: если военные произведут акцию по захвату некоторых объектов, сможете ли вы вывести людей на улицу и массовыми демонстрациями поддержать действия военных. Я поинтересовался , будет ли перед этим объявлено о решении президента или Верховного Совета восстановить Советскую власть. Без этого никаких демонстраций не будет. Я исходил из того, что в сознании людей уже утвердилось убеждение, что М. Горбачев поддерживает антисоветский переворот лансбергистов, поэтому акции военных будут восприняты как авантюризм. Практически на этом наш разговор прекратился и я пошел в зал заседаний.
Через некоторое время ко мне подошел генерал Очаров и сказал, что мое присутствие на совещании не обязательно, достаточно, что на нем будет присутствовать А.И. Чистяков. О чем шла речь на этом совещании, я не знаю. Догадываюсь, разговор велся о более активных действиях против лансбергистов
В силу сказанного мне становится понятным появление военных, в частности Ачалова и Очарова 12- 13 января. Менее прозрачным мне вырисовывается вопрос о месте генерал полковника В. Варенниковав этих событиях. В эти дни я лично его не видел. Сам генерал в седьмом томе воспоминаний не упоминает о своем пребывании в Вильнюсе. Но у меня есть свидетели, что утром 12 января .в субботу они видели его в здании ЦК компартии Литвы и даже разговаривали с ним.
Я лишь могу сказать следующее по этому вопросу: в пять часов утра воскресения 13 января у меня в кабинете горкома партии раздался звонок. Мой помощник сказал, что к телефону просят меня. Я услышал в трубке взволнованный голос, который в приказном порядке потребовал от меня собрать рабочие коллективы ночных смен и вывести их к взятым войсками объектам: к зданию комитета радио и телевидения, к телевизионной башне. В противном случае, он не дает гарантии. что военные будут вынуждены взорвать эти объекты и покинуть их. Я удивленный спросил: «с кем я разговариваю?». Последовал короткий ответ : « Варенников».
Я естественно смутился и стал объяснять, что в подобной ситуации, когда пролилась кровь, вывести наших людей на улицу означало бы появление новых жертв, причем в массовом порядке, поэтому я выступаю решительно против этой затеи. После этого мой визави не сказав ни слова бросил трубку.
Я остался в раздумьях, что бы это означало. Но в это время опять раздался звонок и оказалось, что со мной разговаривает заместитель командующего Прибалтийским военным округом Очаров, которого я лично знал. Если у меня оставались сомнения в то, что разговаривал действительно с настоящим Варенниковым или может быть с каким то провокатором, то в отношении Очарова у меня сомнений не было. Мой новый собеседник подтвердил. что я действительно разговаривал с Варенниковым. Он мне стал излагать те же самые требования: собрать людей и перенять у военных эти злополучные объекты. Он меня упрекал и в трусости, безинициативности. Ставил в пример некоторых деятелей наше партии, которые ведут себя героически в эти минуты.
Наш разговор ни к чему не привел, я по прежнему считал. Что обострять положение было бы авантюризмом и практически преступным действием. Вот почему у меня осталось и остается мнение, что военные присланные по приказу из Москвы действовали в провокационных целях. Они так же знали как и мы, что решение президента о введении прямого правления не будет, но им наверное было поручено имитировать якобы активные действия союзных властей. В случае неизбежного провала, обвинить нас, коммунистов Литвы, в авантюризме и консервативизме. В случае нашего активного участия в этих событиях, нас должны были сделать виновными в кровавых последствиях.
Правда и то, что в последствии нас и так обвинили в причастности к организации этих событий. Например, днем 13 января я был изумлен заявлением лансбергистов в моем якобы участии в комитете национального спасения, о котором до этого я фактически ничего не знал. Правда, 10 января, мне сообщали, что Иванов на организованном им митинге около Верховного Совета выдвинул предложение о создании комитета национального спасения.
На следующий день, после проведенной Ю. Ярмалавичюсом конференции, я спросил его, что собой представляет этот комитет и кто в него входит. Он мне ответил, что назвать членов комитета не имеет права, а что косается самого комитета, то его создание, о его заявления о взятии власти в свои руки наше партии некасается, или точнее, как он выразился « это нас не касается». Я понял из его слов, что это полная чепуха, сотрясение воздуха словесами, и вообще забыл о нем. Поэтому заявленное публичное мое членство в этом к омитете является полной ложью и клеветой.
По этому поводу у меня не было никакого разговора ни М. Бурокевичюсом , ни с кем бы то нибыл другим. Это была полная провокаций уже лично против меня с целю дискридитации. Кем она была осуществлена мне неизвестна. Но думаю, что это было сделано лансбергистами.
BАЛЕНТИН ЛАЗУТКА
доктор филосовских наук, професор
